|
|
№1
М.Кляцкин
«Известия», 1922 г.
Ничья Посредством батареи срубить черного ферзя? 1.Rc2+ Kd3 2.Rxd2+ exd2 3.Nh1 Ke3 – без шансов.
1.Nb5+! Bxb5 2.Rxe3+! Qxb2 3.Nf5+ Kd5 4.Ne7+ , ставя соперника перед выбором: либо вечный шах после 4...Kd4 5.Nf5+ , либо пат после 4...Kd6 5.Nc8+! Kd7 6.Re7+ Kxc8 7.Rc7+ Kb8 8.Rb7+! Nxb7. Ненужность в заключительной славной картинке пешки с4 с лихвой искупается веселой комбинационной игрой. Почти все этюды Кляцкина, опубликованные в советских изданиях, тут же перепечатывались иностранными журналами с хвалебными отзывами.
№2
М.Кляцкин
«Шахматы», 1925 г.
Ничья «У черных лишний слон, но вырваться на волю и помочь затем освободиться своему королю он может только по диагонали b1-h7. Так как белые, находясь на полях e3 и f3, не пустят черного короля дальше f5, то маневр, ведущий к освобождению черного слона, может заключаться только в том, что черные сперва отведут слона на g8, затем сыграют королем на h7 и на h8 и вернутся слоном на h7. Если белые к этому моменту поспеют на поле а1, то им будет пат. Маневр черных занимает четыре хода, маневр белых столько же – как будто все в порядке. Однако задача белых не только в том, чтобы попасть на поле а1, но и в том, чтобы помешать черному королю вырваться, ибо в ответ на 1.Kd2 черные сыграют 1...Kf5 и если 2.Kc1 , то хотя бы 2...Ke4 и выигр. Для решения этюда необходимо установить «поля соответствия», на которых должен находиться белый король в зависимости от взаимоположения черных короля и слона. К примеру, при положении короля на f5, слона на h7 белый король обязан дежурить на f3. При положении короля на g6, слона на g8 – на d2 и т. д. Теперь выясняется путь к решению этюда:
1.Ke2! Kf5 2.Kf3 Bg8 3.Ke3 Kg6 4.Kd2 Kh7 5.Kc1 Kh8 6.Kb1 Bh7+ 7.Ka1 , и если слон пойдет по диагонали b1-h7, белым пат. Если он вернется обратно, то и белые пустятся в обратный путь». Это комментарии Александра Гербстмана из его ныне раритета «Шахматный этюд в СССР» (1934 г.), переизданного за границей с вытисненным на переплете автографом Макса Эйве «Триумф славянского гения в шахматных этюдах!» и с предисловием Александра Алехина, где 4-й чемпион мира признается, что это была его настольная книга в течение нескольких месяцев... А теперь откроем еще один прекрасный сборник – «Цвета шахматного спектра» (уже упоминавшийся в 3-й части нашего повествования).
№3
Ан.Кузнецов, Б.Сахаров
«Шахматная Москва», 1958 г.
Ничья «Причудливая позиция, не характерная для нашего творчества», – счел нужным отметить Анатолий Георгиевич, начиная обстоятельный рассказ обо всех чудесах их совместного с Борисом Андреевичем произведения, не раз перепечатывавшегося у нас (да и за рубежом) к Дням космонавтики. « 1.Ba3! Слабо, конечно, 1.fxg6 Kxe6 2.Kg2 f5 3.Ba3 d6! 1...Bxf5. На 1...Kd5+ последовало бы 2.Nf4+! Bxf4 3.Kg2 d3! ( 3...Bb8 4.fxg6 Ke6 5.Bxc5 и 6.a7) 4.Bc1! Bb8 5.fxg6 Ke6 6.Bd2 f5 (ничего иного нет) 7.g7! Kf7 8.g8Q+ Kxg8 9.Kf2 d6 10.Ba5 c4 11.Bb6 c3 12.a7 Bxa7 13.Bxa7 и 14.b8Q+ 2.a7! Надо тщательно подготовить запуск «Спутника» (под таким девизом был послан этюд), после неосторожного 2.Bxc5+? Kxe6 3.Kg2 d3! 4.a7 Bxa7 5.Bxa7 d2 6.b8Q d1Q 7.Qg8+ Ke5 8.Qg3+ Kd5! он не вышел бы на «орбиту». 2...Bxa7 3.Bxc5+! Bxc5 4.b8Q+ Kxe6. Материального перевеса черных, конечно же, достаточно для победы, но белых спасает вечный шах. 5.Qg8+! Никоим образом не 5.Qb3+? d5! 5...Ke5 6.Qg3+ Kd5 7.Qb3+ Kd6. Сейчас ошибочно 8.Qg3+ e5! 8.Qb8+! Теперь все ясно. В процессе решения окончательно сформировалась из черных фигур «планета Земля», а прямоугольник вокруг нее из полей g8-g3-b3-b8 – орбита ферзя-«спутника»! ..Помню, что сама работа над этюдом с «динамической скахографией» и ее итог, – пишет далее Анатолий Георгиевич, – очень порадовали Бориса Андреевича. Саму «планету Земля» и вечный шах ферзем-«спутником» мы нащупали быстро. Но сознательное создание тематического ложного следа со срывом с «орбиты» далось с трудом, после долгих поисков и множества конструкторских разработок. За нас особенно болел подросший сын Бориса Андреевича, всякий раз с неподдельным восхищением смотревший на финальную позицию. То и дело забегал к нам в комнату с тревожным вопросом: “Ну как, вертится?”». Вообще-то этюд с подобным космическим содержанием появился еще задолго до запуска искусственных спутников на земную орбиту:
№4
М.Кляцкин
«Шахматы», 1923 г.
Ничья 1.Qd7+ Kf6! 2.Bd8+! Если сразу 2.Qd8+? , то 2...Ke5 3.Qh8+ Ke4 4.Qh1+ Kd4 5.Qa1+ Kd5 и собственный слон мешает вечному шаху ферзем по четырем углам доски! А если ферзь здесь шахнет снова с h1, то 6...Be4! 2...Ke5 3.Bf6+! Kxf6 4.Qd8+ Ke5 5.Qh8+ Ke4 6.Qh1+ Kd4 7.Qa1+ Kd5 8.Qa8+ (вот теперь по вертикали «а» нет преград!) 8...Ke5 9.Qh8+ c той же динамической скахографией, ферзем-спутником и т. д.
В «Цветах…» в примечаниях к №3 Анатолий Георгиевич не упомянул про наличие предшественника в лице №4 с блестящей логической жертвой (очень модное сейчас в этюдах предвидение на много ходов) белого слона. Почему? Да наверное, соавторы просто не знали о его существовании, он не вошел в куцую подборку этюдов Кляцкина в сборнике «Советский шахматный этюд». В ту подборку не попал и №2, и некоторые другие своеобразные произведения этюдиста-романтика. К этому, несомненно, приложил руку один из составителей знаменитой антологии Абрам Гурвич, странным образом питавший какую-то идиосинкразию к многофигурным этюдам, и уж тeм более – к причудливым позициям…
А вообще забавно: первопроходцем этюдного романтизма, по мнению Гурвича, безнадежно оторванного от практической игры, как раз и стал сильный шахматист-практик, высоко ценимый самим Алехиным!
Летом 1921-го уже навсегда покинувший Родину великий шахматист, каким-то чудом избежавший «вышки» в Одесской ЧК, издаст в Берлине у Бернгарда Кагана небольшую книгу о внезапно забурлившей шахматной жизни в голодающей Советской России. В «Das Schachleben in Sowjet Russland» ее автор «Александр фон Алехин» уделит место и прошедшему параллельно с исторической Всероссийской Шахматной Олимпиадой 1920 года турниру любителей, собравшему 28 участников. Сперва они сразились в трех предварительных группах, и как пишет Алехин, «в результате ожесточенной борьбы таблицу возглавили два соперника, набравшие в группе победителей по 6,5 очка из 8 партий: Выгодчиков (смоленчанин) и Кляцкин. Первый хорошо известен русским шахматистам благодаря своему успеху в московском чемпионате 1911 года (третий позади д-ра Бернштейна и Селезнева), в то время как молодой Кляцкин принадлежит к многообещающим талантам шахматной Москвы. В дополнительном матче за 1-е место победил опытный Выгодчиков (+2-0=0), третье место в турнире любителей занял Алексей Алехин».
В проникновенной статье на смерть героя нашего рассказа, покинувшего этот мир совсем молодым, А.Ильин-Женевский писал: «Характерной особенностью игры М.Г. (Михаила Герцовича – В.Н.) являлась удивительная изобретательность, которая в равной степени проявлялась как в его игре, так и в этюдном творчестве. Эта изобретательность до некоторой степени роднила его творчество с творчеством величайшего комбинатора нашего времени А.А.Алехина. Недаром Алехин, в бытность свою в Москве, так высоко ценил и любил талант Мих. Герцовича. В свою очередь и Алехин почерпнул кое-что из кладезя фантазии богатого на всякие выдумки М.Г. Так, например, защита, называемая теперь именем Алехина (1.е4 Nf6), в действительности изобретена и первоначально разработана не кем иным как М.Г.».
Позднее и сам Алехин рассказывал, что идея этого начала ему была подсказана Кляцкиным (о чем можно прочесть и в прекрасной Оксфордской энциклопедии К.Уайлда и Д.Хупера).
Из всего, что написано о Кляцкине (а это еще, помимо воспоминаний Ильина-Женевского, и статьи Николая Зубарева, некрологи во всех шахматных изданиях того времени и т. д.), следует, что он сражался с Алехиным в различных легких турнирах московского кружка, кочевавшего по частным квартирам (Б.Любимова в Афанасьевском переулке, Г.Бермана на Пречистенском бульваре), а затем обосновавшегося на втором этаже в здании на углу Б.Дмитровки и Камергерского переулка. Там был настоящий рай – огромнейшая квартира из 6 светлых комнат, и что особенно грело душу столичной шахматной гвардии – эти комнаты хорошо отапливались!
Наверное, единственным шансом для Кляцкина сыграть с Алехиным в серьезном турнире был первый московский чемпионат 1919-1920 (Алехин, участвовавший вне конкурса, выдал +11, а чемпионом стал Греков, отставший на 3 очка). Но будущий творец этюдной романтики в число 12 участников не попал, хотя мог бы. Ведь наверняка уже тогда был первокатегорником, а в двух следующих чемпионатах столицы он оба раза брал 4-е призы!
В 1922-м молодой юрист выиграл большой весенний турнир московского кружка, оставив за спиной мастеров Дуз-Хотимирского, Григорьева… Вскоре после этого новый успех – победа в матче с Ильиным-Женевским (+4-2=2)! Правда, комиссар Всевобуча тут же отыгрался, причем буквально разметал соперника: +5=1. Но наверное, Кляцкину, при его проблемах со здоровьем, просто не надо было играть по такому плотному графику…
1937-й. Претендент на мастерское звание Алексей Сокольский (слева) и его экзаменатор Александр Ильин-Женевский. Их квалификационный матч может быть занесен в Книгу Гиннеса как рекордный по продолжительности, растянувшийся на полгода! Ильин-Женевский брал тайм-ауты – из-за участия в турнире «наши против Файна» и в 10-м первенстве СССР. В нормативных 16 партиях Сокольский победил с перевесом в одно очко. Но Всесоюзная шахсекция почему-то зажилила присвоение ему мастерского звания, предложив соперникам играть до первой результативной партии. Старший по званию тут же сквитал счет! Но через год Сокольский все же стал мастером…
Дом №23 на Пречистенском (Гоголевском) бульваре, где проживал Берман.
«Старые москвичи с благодарностью вспоминают, – пишет Зубарев в своих мемуарах «Шахматы в массы» («Шахматы в СССР», 1937 г., №11-12) – хозяина этой квартиры, который, несмотря на чрезвычайно тяжелое в бытовом отношении время, сумел объединить вокруг себя оставшихся в Москве шахматистов, предоставив им максимум возможных по тому времени удобств. Многого нельзя было и требовать. Часто не хватало света – продолжали играть со свечками, а иногда даже освещая спичками доски. Зимой в квартире становилось холодно, температура опускалась ниже нуля – приходилось сидеть в шубах и валенках…»
Имя хозяина квартиры Зубарев при этом не называет… Скорее всего тот уже (к пику «Большого террора») был репрессирован.
Возможно, не раз общавшиеся между собой Алехин и Кляцкин делились друг с другом и какими-то случаями из своей служебной практики, все же оба в свободное от шахмат время трудились, считай, в смежных организациях – в Центррозыске и Наркомюсте. А чем же, собственно, занимался там, в Центррозыске, будущий чемпион мира?
В «Белых и черных» Заливной, сотрудник газеты «Возрождение», по ходу словесной перепалки в стенах редакции кричит Алехину:
– А где вы были, когда наши русские люди погибали в войсках Врангеля, Колчака?! Где?! В Коминтерне работали, в УГРОЗЫСКЕ, ПОМОГАЛИ БОЛЬШЕВИКАМ ЛОВИТЬ БАНДИТОВ (выделено мной – В.Н.)»
В другой своей книге об Алехине, изданной в 1973-м в знаменитой фисовской «Черной серии», Александр Котов обосновал, с чего это Заливной в «Белых и черных» так заливался: «Недавно один из ответственных работников Московского уголовного розыска обрадовал меня новыми сведениями. В архивах найден приказ о зачислении Александра Алехина на работу в качестве следователя (с окладом 4800 рублей). Сохранились сведения о том, что Алехин до конца расследований дел не вел, и его обязанностью было лишь тщательное обследование мест и обстоятельств преступлений. В Криминалистическом музее в Москве будет отведено специальное место показу деятельности Александра Алехина в качестве сотрудника Угрозыска в 1920 году».
Неизвестно, кто пообещал Котову создать такую экспозицию, но она, очевидно, так и не появилась. А в своей книге «Непобежденный чемпион», изданной к 100-летию великого шахматиста (в 1992-м), Юрий Шабуров камня на камне не оставил от версии, что Алехин был сыскарем, охотившимся на бандюг.
« В ряде статей и книг, – пишет Юрий Николаевич, – утверждалось, будто Алехин был следователем уголовного розыска (камушек в огород Котова – В.Н.), а один литератор даже сочинил рассказ с детективным сюжетом, где изобразил Алехина опытным сыщиком. Нисколько не принижая эту жизненно важную службу, необходимо подчеркнуть, что Алехин являлся следователем Центррозыска, у которого были совершенно иные задачи. Коротко их можно, наверное, сформулировать как оказание содействия людям, потерявшим друг друга в сутолоке революции, гражданской войны и т. п.».
«Один литератор» – это, очевидно, Василий Панов, в 1964-м опубликовавший в рижских «Шахматах» рассказ «Вслепую» (затем вошедший в сборник «Василий Панов», сост. Я.Эстрин, ФиС, 1986 г.). Там завязка – зверское убийство пожилой четы. Подозрение падает на молодого человека, с которым убитый познакомился на толкучке, сбывая кой-какие вещи. После чего случайный знакомый стал к старикам захаживать, дружбу с ними завел, с хозяином квартиры в шахматы поигрывал… В общем, этого парня арестовывают, ему грозит вышка, а он между тем в камере преспокойно «шахматную книжку немецкую, Дюфреня какого-то листает». Начальника Центррозыска это наводит на мысль поручить дело следователю Алехину, тот, как он слышал, «в шахматах мастак». Алехин тщательно осматривает опечатанную квартиру, потом за полночь едет в тюрьму и дотошно расспрашивает подозреваемого – что где у стариков из домашних реликвий располагалось на стенах. По ходу допроса выясняется, что исчезла рамка с фотографией (в феноменальной памяти Алехина отложилось то место «потемнее» на обоях, не так выцветшее) выпускников императорского училища, которое когда-то окончил хозяин квартиры. Следующие сутки Алехин потратил на поиски бывших сокурсников убитого через адресный стол, оказалось, их проживало в Москве только шестеро (из 42 выпускников). Затем «поехали с обыском по шести адресам. Пятеро легко доказали алиби, а шестого поймали с поличным, с золотыми вещичками и документами убитого…».
Непонятно, почему Шабуров посчитал, что это плод фантазии «литератора»…
Ведь Панов в послесловии пишет, что хотя, возможно, в отдельных деталях рассказ не вполне точен, но «об этом уголовном деле и пропавшей рамке, послужившей исходным пунктом для раскрытия Алехиным крупного преступления», ему, Панову, рассказал лет тридцать назад бывший оперативник уголовного розыска, хорошо помнивший молодого следователя по совместной работе.
…В апреле 1943-го в оккупированную Прагу, где проходил международный турнир с участием Алехина и Пауля Кереса, прибыл Павел Спенглер, шахматный обозреватель издававшейся в Берлине русскоязычной газеты «Новое слово» (поддерживаемой имперским министерством оккупированных восточных территорий А.Розенберга). Он передал Алехину просьбу ее руководства «войти в контакт с многочисленной русской шахматной публикой – посредством шахматного отдела «Нового слова».
Алехин – Керес, Прага, апрель 43-го. (Фото прислал мой коллега, один из самых известных в мире шахматных историков пражанин Ян Календовский).
В ту пору, как пишет в своей замечательной книге Вальтер Хеуэр, триумфатор АВРО плодотворно работал над рукописью книги по теории дебютов. И как знать, может, как раз по ходу пражского турнира в разговоре с Кересом Алехин показал, как был разыгран дебют в одной давней его партии в холодной-голодной Москве:
Б.Блюменфельд, М.Кляцкин – А.Алехин
1920 г. Место действия, вероятнее всего – квартира Бермана на Пречистенском (с 1924-го-Гоголевском) бульваре… Кстати, оба соперника Алехина родились в Польше; Блюменфельд – в 1884-м в местечке Вильковишки Сувалкской губернии.
1.e4 e5 2.d4 exd4 3.Nf3 Bc5 4.Nxd4 Nf6 5.Nc3 d5 6.exd5 0-0 7.Bg5 Qd6 8.Bxf6 Qxf6 9.Nf3 Bg4 10.Be2 Bxf3 11.Bxf3 Re8+. На этом Керес во 2-м томе «Теории дебютов» (Таллин, 1952) завершает текст партии (в разделе «Центральный дебют») – с заключением, что у черных преимущество. Про ход 3...Bс5 он там же пишет, что Алехин считал его лучшим. Можно предположить, что чемпион мира всю партию не показывал, а с его слов Керес привел в своем «Хандбухе» результат встречи: 0-1. В наиболее полном собрании партий Алехина (R.Verhoeven, L.Skinner "2543 Games...", 1997 г.) к вышеприведенным 11 ходам добавлен еще один: 12.Kf1 Nd7 , при этом в качестве источника указана не кересовская "Теория дебютов" (изданная в Таллине), а югославская «Энциклопедия шахматных дебютов», том С, 1974 г. Забавно, но если заглянуть в югославскую ЭШД – там указано, что этот раздел написал не кто иной как Керес! Значит, Алехин ему показал как минимум 12 ходов...(сведения об этой партии, точнее, ее фрагменте, мне прислал коллега из Израиля Захар Коган, обладатель одной из крупнейших в мире шахматных библиотек; ему, а также шотландскому историку и библиофилу Алану МакГоуэну, проживающему в Канаде, я особенно признателен за постоянную помощь в работе над текстами для Chesspro).
Первый шахматный отдел Алехина в «Новом слове» за 4 августа 1943 года. Этот скан, как и нижеследующий, мне прислал российский коллекционер Дмитрий Чашечников.
Как явствует из преамбулы «А.А.Алехин – читателям “Нового слова”», чемпион мира планировал через свой отдел в «НС» организовать в недалеком будущем турнир по переписке и намеревался вступить с читателями газеты – с теми, «кто искренне желает усовершенствоваться в этом искусстве» (шахматах) в активную переписку… Невольно задумаешься – а насколько Александр Александрович, планируя все это в начале августа 43-го, владел информацией о положении на Восточном фронте, где к тому времени Красная армия развивала успех в колоссальной Курской битве…
Позднее Спенглер, осуществлявший функции технического редактора алехинского шахматного отдела, написал в «Новом слове» большую статью о чемпионе мира.
Обратим внимание – Спенглер пишет, что, «получив звание доктора прав» в Сорбонне, Алехин «за рубежом печатал специальные статьи по криминологии, в связи с крупными парижскими судебными процессами».
И вот мог ли Алехин с его всегдашней увлеченностью криминалистикой ограничиться в Центррозыске только «оказанием содействия людям, потерявшим друг друга в сутолоке революции, гражданской войны»? Кстати, у этой организации в бытность там великого шахматиста имелся и оперативный отдел, занимавшийся, как гласит циркуляр НКВД РСФСР от 23 декабря 1919 года, поиском «лиц, скрывавшихся от производства предварительных дознаний, судебного следствия и от суда, по обвинению в преступлениях, влекущих по закону об ответственности задержание и заключение под стражу».
Как-то, лет этак 20 назад ваш покорный слуга запал в «Шишковке» (так у нас в Барнауле запросто именуют краевую библиотеку им. Шишкова) на всякую разную юридическую литературу – перед тем как выдать в «Алтайской правде» репортаж из криминалистической лаборатории и еще ряд материалов правоохранительной тематики... И вот при прочтении с пятое на десятое изданной в 1984-м в Ленинграде книги «Розыск, дознание, следствие» (авторы – И.Крылов и А.Бастрыкин, нынешний руководитель Следственного комитета РФ) мне просто несказанно повезло! Цитирую, что я там прочел:
«В истории советских розыскных органов известны люди, обладавшие феноменальной памятью на лица. К их числу, в частности, принадлежал бывший чемпион мира по шахматам Александр Александрович Алехин, работавший в Москве следователем Центррозыска. По свидетельству известного судебного медика и криминалиста П.С.Семеновского, людей, равных по памяти А.А.Алехину, он не знал. В подтверждение этого П.С.Семеновский рассказал следующий случай. Заходит А.А.Алехин в дежурную комнату и слышит там разговор дежурного с задержанным гражданином, который назвался Бодровым Иваном Тихоновичем. Алехин обратился к задержанному с вопросом:
– Как Вы сказали, ваша фамилия? Бодров?
– Да, Бодров, – ответил тот, – а что?
– Вы не Бодров, а Вы Орлов, – заявил ему Алехин, – и зовут Вас не Иван Тихонович, а Иван Тимофеевич.
Задержанный с удивлением посмотрел на Алехина и закричал:
– На пушку берете! Не на того напали!
Но Александр Александрович, отчеканивая каждое слово, сказал:
– Два года тому назад в военкомате, где я вас встретил, вы назвались Иваном Тимофеевичем Орловым.
Вы готовились к медицинскому осмотру, были раздеты, на груди у вас висел золоченый крестик на тонкой цепочке из белого металла, под ним была небольшая родинка. А ну, откройте грудь!
Задержанный застыл на месте. Когда дежурный расстегнул у него ворот рубашки и обнажил грудь, все присутствующие увидели на груди и золоченый крестик на цепочке, и небольшую родинку.
Следствие установило, что задержанный был действительно Орловым, рецидивистом, бежавшим из мест заключения».
Искал одно, нашел другое! В 2000-м я поместил эту историю в «Известиях» (где в те годы вел шахматный отдел), естественно, со ссылкой – откуда сие, но в малость сокращенном виде (ну еще и с небольшой правкой). А два года спустя ее отобразил на страницах своей книги об Алехине в серии «ЖЗЛ» Юрий Шабуров, причем точь-в-точь в «известинском» варианте… Например, если у И.Крылова и А.Бастрыкина «задержанный с удивлением посмотрел на Алехина», то у меня он «удивленно воззрился на Алехина» (так и у Шабурова)…
Ныне эта история, абсолютно случайно выуженная из учебника, предназначенного сугубо для юрфаков, гуляет по Интернету в виде «байки» от одного фантастически плодовитого шахматного писателя.
…Примерно в то же время, как Алехин со своей новой супругой, журналисткой Анной-Лизой Рюэгг покинул Россию (в мае 1921-го), и в жизни Кляцкина произошли перемены (хотя и не столь крутые) – он перешел на работу в Совет народных комиссаров, где до конца своих дней руководил отделом опубликования законов в Управлении делами.
Сенатский дворец, где находилось и Управление делами Совнаркома РСФСР, а с 1923-го, после образования Совнаркома СССР, оно стало постоянным рабочим органом обоих Совнаркомов (это кадр из кинохроники Дзиги Вертова, отснятой, вероятно, в 1919-м).
Герой нашего рассказа четыре года проработал здесь, на территории Кремля… В пяти минутах ходьбы до 2-го Дома Советов, куда во время завораживающего действа, «прорвавшего культурную блокаду», Кляцкина ноги сами несли. Надо полагать, ему, сотруднику Совнаркома, не надо было выстаивать в длиннющих очередях в Фонтанный зал…
Вскоре после 1-го Московского Михаил вышел на старт очередного чемпионата столицы, но после трех туров болезнь (туберкулез) вдруг резко обострилась. Он слег... И уже больше не поднялся. Остались его романтические этюды, отмеченные печатью глубокой индивидуальности, теоретические работы (последняя, незавершенная, была опубликована в «Шахматах» посмертно), искрометные партии…
М.Кляцкин – Н.М.Павлов
Московский весенний турнир, 1922 г.
Центральный дебют
1.e4 e5 2.d4 exd4 3.Qxd4 Nc6 4.Qa4 (это, по-видимому, сильнее, чем обычный ход Qd4-e3) 4...Bc5 5.Bb5 Nge7 6.Bg5 0-0 7.Nf3 Kh8 8.e5 (вся система белых рискованна и рассчитана на авантюру) 8...Qe8 9.Nc3 ( 9.0-0 и затем Re1 – единственный способ защитить пешку е5) 9...Ng6 10.0-0-0 Bxf2. Лучше взять на е5, но и тогда после, например, 10...Ncxe5 11.Nxe5 Nxe5 ( 11...Qxe5 12.Rd5 ) 12.Ne4 Bb6 13.Nf6 у белых хорошая атака. 11.Ne4 Bb6 12.Nf6 gxf6 13.Bxf6+ Kg8 14.Rhe1! h6 15.h4 (более естественный ход – 15.Qg4 , но тогда 15...Qe6 16.Qh5 Ncxe5 с очень туманными последствиями) 15...Nd8 16.h5 Ne6 17.hxg6 fxg6 18.Qh4 Rf7 19.Qxh6 Rh7.
20.Qxh7+! Kxh7 21.Rh1+ Kg8 22.Rh8+ Kf7 23.Rh7+ Kg8 24.Rdh1 Be3+ 25.Kd1 Qf8 26.Rh8+ (еще сильнее 26.Bc4 и мат в несколько ходов) 26...Kf7 27.R1h7+ Qg7 28.Bxg7 Nxg7 29.Bc4+. Сдался. (Примечания Кляцкина, июльский номер «Шахмат» за 1922 год).
Михаил Кляцкин скончался 14 апреля 1926 года.
Ильин-Женевский: «Ему было всего 29 лет. Предательская смерть рано подкосила эту многообещающую жизнь…»
Продолжение следует
|
четверг, 25.04.2024
