|
|
|
|
|
|
|
|
| |
|
|
|
|
|
|
|
| jenya: Кто возьмётся осудить одного из них? |
коммуналка.
в широком смысле, конечно. |
|
|
| номер сообщения: 160-1-10695 |
|
|
|
|
| Это всё-таки поэтическая перекличка, а недавняя перекличка в поэзии нам яснее, чем, скажем, давняя и в живописи. Я сильно утрирую, конечно, но может иные современники Тициана тоже воспринимали его работу вослед Джорджоне как коммуналку. |
|
|
| номер сообщения: 160-1-10696 |
|
|
|
|
ну, коммуналка, как явление, не имеет ни временных , ни географических пределов )
Зачем так звучно он поет?
Напрасно ухо поражая,
К какой он цели нас ведет?
О чем бренчит? чему нас учит?
Зачем сердца волнует, мучит,
Как своенравный чародей?
Как ветер, песнь его свободна,
Зато как ветер и бесплодна:
Какая польза нам от ней? |
|
|
| номер сообщения: 160-1-10697 |
|
|
|
|
У АСП в Медном Всаднике есть строчки:
Граф Хвостов,
Поэт, любимый небесами,
Уж пел бессмертными стихами
Несчастье невских берегов.
Давно собирался разузнать что же напел граф конкретно. И вот собрался.
Прочитал не без интереса, несмотря на большой объем стихотворения. Следует отметить хэппи-энд, хотя в те времена он был не в чести. Граф же смело закончил свою поэму по-голливудски.
Послание к N. N. о наводнении Петрополя,
бывшем 1824 года 7 ноября
О златострунная деяний знатных Лира!
Воспламеня певца безвестного средь Мира,
Гласи из уст его правдивую ты речь.
Я волн свирепство зрел, я видел Божий меч.
Владыка бурь восстал и сел на колесницу;
В Европе славную и первую столицу
Облек в унынье он, неизъяснимый страх;
К могиле близкие, младенцы в пеленах,
Все видят смерть, все зрят косы ее размах.
Вдруг море челюсти несытые открыло,
И быструю Неву, казалось, окрылило;
Вода течет, бежит, как жадный в стадо волк,
Ведя с собою чад ожесточенных полк,
И с ревом яростным, спеша губить оплоты,
По грозным мчит хребтам и лодки и элботы;
Растя в мгновение, приливная гора
Крутит водовики, сшибает катера
И одаль брызгами высоко к небу хлещет,
На камень, на чугун бесперестанно плещет.
Екатеринин брег сокрылся внутрь валов;
Мы зрим, среди Невы стоят верхи домов;
Непримиримые, бунтующие волны,
Из ложа выступя, порабощают стогны;
В частицах мелких пыль от влаги над рекой
Слилася в воздухе густою вскоре мглой;
По каменной стезе внезапно многоводной
Судам тяжелым путь уставился свободный.
Там ветры бурные, союзники реке,
С порывом ухватя плывущих на доске,
Сокроя от очей предметы им любезны,
В пределы мрачные свергают лютой бездны.
Все тонет, плавает по улице, рекам,
Спасенья нет коню, пощады нет волам.
При бурь владычестве лишь ветры грозно свищут,
Они среди пространств за добычею рыщут
И, уловя ее, бросают наугад;
Там кровля здания, там корабля снаряд.
Хоромы, с родины снесенные ветрами,
Стоят на пустырях с окошками, трубами
Решетке Бецкого дивился Альбион;
Через гранит с Невы, нависнув, плоскодон,
В нее нахлынул, пал и запер мостовую;
Волнуют ветры снедь и утварь золотую.
Свободе радуясь, средь накопленных вод
Летает огненный, шумливый пароход;
Но видя мост, дерзнул, - и путь найдя стесненный,
Ударился - и стал к нему, как пригвожденный.
Отважится ли кто, чей может сильный дух
О смерти бедственной вещать потомства в слух?
Цветущие красой три юные девицы
От страха мертвые лежали вдоль светлицы,
Хотя в нее еще не ворвалась река;
Одна в своей руке держала голубка,
И смерти вместе с ним подсечена косою.
Там старец мрачный - жив - терзался тоскою,
Средь разрушения блуждает будто тень
И вопиет: "Где ты, любезная мне сень?
Где дочь и сыновья; где ты, моя супруга?
Без дома, без детей, лишенный сил и друга,
Среди печали злой, отчаяния сын,
Связь с миром перервав, скитаюсь я один."
Приятность островов Петрополь украшала,
Окрестности его и Муза возглашала;
Все быстрое стекло любили Невских вод
И Феба из морей торжественный восход.
Но там свирепое явяся наводненье,
Отягощая мысль, не утешает зренье.
Пред днем молитвенным бесплотных в свете сил,
В твой навечерний день, Архангел Михаил,
С Петрополем в полдни событие ужасно,
Повсюду зрится вод скопление опасно.
Хотел могущий Бог нас гневом посетить,
И в то же время зло щедротой прекратить;
Водами ополчась по беспредельной власти.
Он сердце людям дал ценить других напасти.
Все кинулись к судам, все, окрылясь, бегут,
Все жизнь, жизнь ближнего, как жизнь свою брегут;
Текут с стихией в брань, призвав на помощь Бога,
Сам сердобольный Царь от высоты чертога,
Покорности к Творцу, любви к народу полн,
Послал жертв исхищать из уст свирепых волн.
Посланник воин был, и близ царя в сраженье
Зрел смерть лицем к лицу, зрел ужас, истребленье;
Ступя на бурный вал, до катера достиг,
Схватил его, летел, в час гибельный и миг
Догнал он водовик, на коем утопали;
Пусть волны злобные к нему не допускали,
Мужаясь в подвиге, усердием горя,
Спас погибающих, - и спас в глазах Царя.
Коль злополучие Петрополя известно,
То исцеление, поистине чудесно,
Ты, лира, огласи на крылиях молвы
По красным берегам и Волги и Москвы.
Быть может, возвратясь из океянов дальних,
Иной, услыша весть о бытиях печальных,
К речам свидетелей не преклоняя слух,
Вещает: "Не был здесь явлений бурных дух,
К Петрополя красе мрак не касался ночи,
Меня обманывать мои не могут очи,
Здесь прежний царствует порядок и покой;
Петрополь осмотря, я был и за рекой,
На стогнах чистота, по-прежнему громады,
По-прежнему мосты, по-прежнему ограды;
Где наводненья след и где свирепость волн?
Весь град движения, занятий мирных полн
Кто стогны очищал, где от хором обломки?
Вулкана древнего по-прежнему потомки,
С железом ратуя, взялись за крепкий млат,
Я вижу в мастерских орудиев снаряд.
Обуревание жестокое природы,
Которое едва ль исправить могут годы,
Так скоро здесь могло успехи приобресть,
Что гости за моря отрадную шлют весть?
Или покрытый град свирепою водою
Возобновился вдруг волшебною рукою?"
Ах нет! Петрополь цел от бедоносных вод
Зефира кротостью, наитием щедрот.
Кто помощи других себе в напасти просит,
Благотворителю мольбы свои приносит.
А здесь несчастному не слезы нужно лить,
Чтоб сострадание в соотчичей вселить;
Благотворения великое здесь дело
Текло прямой стезей, достигло цели смело
В бедах не надобно предстателя искать,
Здесь ищут тех, кому потребно помогать.
Умолк на Бельте рев и онемели стоны,
Посыпалися здесь с престола миллионы;
Среди Петрополя от ярости злых вод
Пусть есть погибшие, - но, верно, нет сирот.
Любовью чистою, небесною согреты
Все у пристанища, упитаны, одеты,
Все, благости прияв священнейший залог,
Рекут: "Средь тяжких зол есть милосердый Бог."
ноябрь 1824
__________________________
Спасение там, где опасность. |
|
|
| номер сообщения: 160-1-10698 |
|
|
|
|
Теория полностью подтвердилась.
jenya: Оден, два перевода.
Бродский
Часы останови, забудь про телефон
И бобику дай кость, чтобы не тявкал он.
Накрой чехлом рояль; под барабана дробь
И всхлипыванья пусть теперь выносят гроб.
Пускай аэроплан, свой объясняя вой,
Навертит в небесах “Он мертв” над головой,
И лебедь в бабочку из крепа спрячет грусть,
Регулировщики – в перчатках черных пусть.
Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,
Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,
Слова и их мотив, местоимений сплав.
Любви, считал я, нет конца. Я был не прав.
Созвездья погаси и больше не смотри
Вверх. Упакуй луну и солнце разбери,
Слей в чашку океан, лес чисто подмети.
Отныне ничего в них больше не найти.
Кружков
Замолкните, часы; разбейся, телефон;
Швырните мопсу кость – пускай уймется он.
Сурдиною трубе заткните глотку, чтоб
Нежней играл Шопен; теперь несите гроб.
Пускай аэроплан кружится в небесах,
Вычерчивая там слова: Увы и Ах.
Пусть шейки голубей украсит черный креп,
Пусть им на площадях рассыплют черный хлеб.
Он был моей рекой, и морем, и скалой,
Шаландою моей, и ночью, и луной,
Был солнцем из-за туч, рассветом из-за штор;
Я думала, любовь бессмертна. Это – вздор.
Тушите все огни – не нужно больше звёзд,
Снимайте солнца шар, срывайте неба холст,
И океан в лохань сливайте, господа; –
Ведь больше ничего не будет никогда.
Интересно, что в первом переводе речь идет от мужского лица, во втором - от женского. |
То, что Бродский рассматривал искусство кино как благодатный трамплин для словотворчества, хорошо известно. Виктория Швейцер вспоминает эпизод из американской жизни своего коллеги по колледжу: однажды, после совместного ужина, Бродского зазвали в амхерстский кинотеатр на комедию «Четыре свадьбы и одни похороны»[11] (поначалу, в ответ на приглашение, он с некоторым пренебрежением осведомился, не русского ли производства лента). Смотрел фильм Иосиф с интересом, тем более что в сцене похорон ближайший друг умершего героя прочел стихотворение Уистена Хью Одена «Похоронный блюз» («Funeral Blues»). Пафосная манера декламации актера в фильме — лишенная энергии, но явно подчеркивающая смысл — вызвала протест у Иосифа. После киносеанса он посетовал: «Как же я мог забыть эти стихи?» На следующий день в квартире Швейцер раздался телефонный звонок: «Викуля, я перевел это стихотворение!» — «Какое?» — «Вчерашнее, Одена!»[12]
В опубликованном переводе[13] не осталось и следа киношного материала, особенно того мелодраматического налета, который должен был Бродскому претить. Приведенный эпизод не столько свидетельствует о «сорной» природе материала для творчества Бродского или об отталкивании от неудовлетворительного исходника, сколько служит иллюстрацией к обратному эксперименту по возвращению визуализированного слова в родную стихию языка, хотя бы и со сменой лингвистических кодов. |
|
|
|
| номер сообщения: 160-1-11105 |
|
|
|
|
| Давно, очень давно дедушка Крылов написал басню "Сочинитель и разбойник", в которой доказал, что разбойнику следует отдать предпочтение перед сочинителем, и эта истина так пришлась нам ко двору, что с давних времен никто и не сомневается в ее непререкаемости. |
СОЧИНИТЕЛЬ И РАЗБОЙНИК
В жилище мрачное теней
На суд предстали пред судей
В один и тот же час: Грабитель
(Он по большим дорогам разбивал,
И в петлю, наконец, попал);
Другой был славою покрытый Сочинитель:
Он тонкий разливал в своих твореньях яд,
Вселял безверие, укоренял разврат,
Был, как Сирена, сладкогласен,
И, как Сирена, был опасен.
В аду обряд судебный скор;
Нет проволочек бесполезных:
В минуту сделан приговор.
На страшных двух цепях железных
Повешены больших чугунных два котла:
В них виноватых рассадили,
Дров под Разбойника большой костер взвалили;
Сама Мегера их зажгла
И развела такой ужасный пламень,
Что трескаться стал в сводах адских камень.
Суд к Сочинителю, казалось, был не строг;
Под ним сперва чуть тлелся огонек;
Но там, чем далее, тем боле разгорался.
Вот веки протекли, огонь не унимался.
Уж под Разбойником давно костер погас:
Под Сочинителем он злей с часу́ на час.
Не видя облегченья,
Писатель, наконец, кричит среди мученья,
Что справедливости в богах нимало нет;
Что славой он наполнил свет
И ежели писал немножко вольно,
То слишком уж за то наказан больно;
Что он не думал быть Разбойника грешней.
Тут перед ним, во всей красе своей,
С шипящими между волос змеями,
С кровавыми в руках бичами,
Из адских трех сестер явилася одна.
«Несчастный!» говорит она:
«Ты ль Провидению пеняешь?
И ты ль с Разбойником себя равняешь?
Перед твоей ничто его вина.
По лютости своей и злости,
Он вреден был,
Пока лишь жил;
А ты… уже твои давно истлели кости,
А солнце разу не взойдет,
Чтоб новых от тебя не осветило бед.
Твоих творений яд не только не слабеет,
Но, разливаяся, век-от-веку лютеет.
Смотри (тут свет ему узреть она дала),
Смотри на злые все дела
И на несчастия, которых ты виною!
Вон дети, стыд своих семей,—
Отчаянье отцов и матерей:
Кем ум и сердце в них отравлены?— тобою.
Кто, осмеяв, как детские мечты,
Супружество, начальства, власти,
Им причитал в вину людские все напасти
И связи общества рвался расторгнуть?— ты.
Не ты ли величал безверье просвещеньем?
Не ты ль в приманчивый, в прелестный вид облек
И страсти и порок?
И вон опоена твоим ученьем,
Там целая страна
Полна
Убийствами и грабежами,
Раздорами и мятежами
И до погибели доведена тобой!
В ней каждой капли слез и крови — ты виной.
И смел ты на богов хулой вооружиться?
А сколько впредь еще родится
От книг твоих на свете зол!
Терпи ж; здесь по делам тебе и казни мера!»
Сказала гневная Мегера —
И крышкою захлопнула котел. |
|
|
| номер сообщения: 160-1-11107 |
|
|
|
|
Крылов был абсолютно прав.
__________________________
Спасение там, где опасность. |
|
|
| номер сообщения: 160-1-11108 |
|
|
|
|
Предполагал, что вам, Vova17, понравится басня.
А щедринская ирония, полагаете, неуместна?
Или, скажем резче, Щедрину - место в том котле? |
|
|
| номер сообщения: 160-1-11109 |
|
|
|
|
Эту басню я знаю уже лет 50, как минимум.
__________________________
Спасение там, где опасность. |
|
|
| номер сообщения: 160-1-11110 |
|
|
|
|
Кстати, во времена Салтыкова-Щедрина, это было не так еще ясно, как к концу 20 века. Слово приравняли к штыку массово во всем мире.
__________________________
Спасение там, где опасность. |
|
|
| номер сообщения: 160-1-11111 |
|
|
|
|
| Vova17: Эту басню я знаю уже лет 50, как минимум. |
А я не знал, хотя это упоминание у Щедрина встретил почти так же давно.
Но, говоря «понравится», не считал, что для вас это ново - откуда мне знать. |
|
|
| номер сообщения: 160-1-11112 |
|
|
|
|
| Позднее тот же дедушка Крылов написал другую басню "Три мужика", в которой образно доказал другую истину, что во время еды не следует вести иных разговоров, кроме тех, которые, так сказать, вытекают из самого процесса еды. Этою истиною мы долгое время малодушно пренебрегали, но теперь, когда теория и практика в совершенстве выяснили, что человеческий язык есть не что иное, как орудие для выражения человеческого скверномыслия, мы должны были сознаться, что прозорливость дедушки Крылова никогда не обманывала его. |
|
|
|
| номер сообщения: 160-1-11113 |
|
|
|
|
Бог нам дал один лишь рот,
Ибо два — большой расход.
И с одним сыны земли
Наболтали, что могли, —
А двуротый человек
Жрал и лгал бы целый век.
Так — пока во рту жратва,
Не бубнит людское племя,
А имея сразу два —
Жри и лги в любое время. |
|
|
| номер сообщения: 160-1-11114 |
|
|
|
|
ТРИ МУЖИКА
Три Мужика зашли в деревню ночевать.
Здесь, в Питере, они извозом промышляли;
Поработа́ли, погуляли
И путь теперь домой на родину держали.
А так как Мужичок не любит тощий спать,
То ужинать себе спросили гости наши.
В деревне что́ за разносол:
Поставили пустых им чашку щей на стол,
Да хлеба подали, да, что́ осталось, каши.
Не то бы в Питере,— да не о том уж речь;
Всё лучше, чем голодным лечь.
Вот Мужички перекрестились
И к чаше приютились.
Как тут один, посме́тливей из них,
Увидя, что всего немного для троих,
Смекнул, как делом тем поправить
(Где силой взять нельзя, там надо полукавить).
«Ребята», говорит: «вы знаете Фому,
Ведь в нынешний набор забреют лоб ему».—
«Какой набор?» — «Да так. Есть слух — война с Китаем:
Наш Батюшка велел взять дань с Китайцев чаем».
Тут двое принялись судить и рассуждать
(Они же грамоте, к несчастью, знали:
Газеты и, подчас, реляции читали).
Как быть войне, кому повелевать.
Пустилися мои ребята в разговоры,
Пошли догадки, толки, споры;
А наш того, лукавец, и хотел:
Пока они судили да рядили,
Да войска разводили,
Он ни гугу — и щи, и кашу, всё приел.
Иному, до чего нет дела,
О том толкует он охотнее всего,
Что́ будет с Индией, когда и от чего,
Так ясно для него;
А поглядишь — у самого
Деревня между глаз сгорела. |
|
|
| номер сообщения: 160-1-11115 |
|
|
|
|
Сейчас взял с полки двухтомник Крылова, подаренный когда-то отцом, посмотрел год издания - 1969. Значит, действительно, ровно 50 лет. Летит время.
__________________________
Спасение там, где опасность. |
|
|
| номер сообщения: 160-1-11116 |
|
|
|
|
VicS: | Позднее тот же дедушка Крылов написал другую басню "Три мужика", в которой образно доказал другую истину, что во время еды не следует вести иных разговоров, кроме тех, которые, так сказать, вытекают из самого процесса еды. |
|
Ранее тот же дедушка Крылов написал басню "Кот и Повар", в которой образно доказал, что во время еды лучше совсем не говорить.
| Vova17: Крылов был абсолютно прав. |
Как известно, даже лампочку на лестнице - и ту вывинтил Пушкин. |
|
|
| номер сообщения: 160-1-11117 |
|
|
|
|
...
Отходя ко сну,
всякий раз думаю:
может быть, удосужится
меня посетить
тепло одетое, неуклюжее
детство мое. |
|
|
| номер сообщения: 160-1-11119 |
|
|
|
|
Почитал К Фифи Эдички Лимонова.
Не совсем здоровое творчество. На мой взгляд, конечно.
Вот предисловие от самого автора.
Основу этого новейшего по времени сборника моих стихотворений составляют послания к молодой женщине, скрытой под именем Фифи. Достигнув известного возраста, когда мужчина опять становится похотливым как подросток, я записал в бешенстве страсти свои местами эротические, местами порнографические признания и видения.
У старого козла Пабло, художника Пикассо, есть поздний цикл гравюр, знаменитая серия «347», где набухшие яйца, вздыбленные члены, вывернутые наружу девки, мятежные быки и агрессивные тореадоры смешаны воедино в космогонию похоти. Вот и у меня получилось нечто подобное в том же возрасте, что и у Пабло. (Впрочем, свистопляска похоти перемежается более спокойными стихотворениями на иные темы.) Что до названия сборника, то, ну конечно, оно смоделировано по названию катулловского цикла «К Лесбии».
И еще. В 1997 году на окраине Георгиевска, что в Ставропольском крае, мне привелось увидеть посаженного на цепь, почему-то недалеко от церкви, прямо на улице, огромного старого козла. Его привезли для случки из дальней станицы. Седая шерсть клочьями, бешеные глаза, это чудовище рыло копытами землю и ревело, требуя козочек. В сущности, лирический герой моей книги стихов, партнер Фифи по любовным утехам, порой недалеко отстоит от того сказочного чудовища.
Э. Лимонов |
__________________________
Спасение там, где опасность. |
|
|
| номер сообщения: 160-1-11120 |
|
|
|
|
творчество вообще не самое здоровое занятие.
а эдичка, конечно, на стиле) |
|
|
| номер сообщения: 160-1-11121 |
|
|
|
|
Стойло Пегаса!
И вдруг старый козел ... |
|
|
| номер сообщения: 160-1-11122 |
|
|
|
|
| Пронырливый, как коростель |
|
|
| номер сообщения: 160-1-11123 |
|
|
| |
|
|
|
|
|
|
|
| Copyright chesspro.ru 2004-2020 гг. |
|
|
|
